Польский историк, писатель и публицист Казимир Валишевский родился в 1849 году. Сконца 70-х годов прошлого века он, будучи доктором права, начал публиковать ста

КАЗИМИР ВАЛИШЕВСКИЙ

ПЕТР ВЕЛИКИЙ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ВОСПИТАНИЕ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЛИЧНОСТЬ

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ДЕЛО

СП «КВАДРАТ»

МОСКВА

1993

Польский историк, писатель и публицист Казимир Валишевский родился в 1849 году. С конца 70-х годов прошлого века он, будучи доктором права, начал публиковать статьи, сборники документов, книги, посвященные экономическим, к правовым проблемам. Однако широкую известность К. Вали-шевскому принесла серия произведений, посвященных истории России ХУП-Х1Х вв. Он издает во Франции на французском языке, начиная с 1892 года, одну за другой книги о русских царях и императорах, об их окружении: «Роман одной им­ператрицы» (1883); «Вокруг трона. Екатерина II» (1894); «Петр Великий» (1887); «Елизавета Петровна» (1902); «Иван Грозный» (1904); «Смутное время» (1911) и др. Более тридцати лет К. Валишевский посвятил изучению России. Он работал в архивах Парижа и Лондона. Берлина и Вены, а также Петербурга, где пользовался покровительством Ве­ликого князя Николая Михайловича. Последняя его книга, посвященная Александру I, вышла в Париже в 1925 году, когда К. Валишевскому было 76 лет. Он умер в Париже в 1935 году.

ПРИМЕЧАНИЕ

При публикации сочинений Казимира Валишевского мы старались сохранить орфографические и синтаксические особенности авторского текста, прибегая к правке лишь в отдельных случаях.

Географические названия и имена собственные даны нами строго по изданию, с которого печаталась данная книга. Стилистическую правку мы считали излишней, полагая, что читателю будет интересна не только содержательно-повествовательная сторона произведения, но также и языковые его особенности, отражающие русский литературный язык второй половины девятнадцатого века.

ISBN 5-8498-0042-5

© Оформление СП «Квадрат» 1993

ОГЛАВЛЕНИЕ

Предисловие

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

Воспитание

КНИГА ПЕРВАЯ. ИЗ АЗИИ В ЕВРОПУ

Глава первая. Кремль и Немецкая слобода.

Глава вторая. Царевна Софья.

Глава третья. Троицкий монастырь.

КНИГА ВТОРАЯ. В ШКОЛЕ ЦИВИЛИЗОВАННОГО МИРА

Глава первая. В поход. — Школа войны. — Создание флота, взятие Азова.

Глава вторая Путешествие. — Германия. — Голландия. — Англия. — Возвращение.

ВТОРАЯ ЧАСТЬ

Личность

КНИГА ПЕРВАЯ. ПЛОТЬ И ДУХ

Глава первая. Внешний облик. — Черты характера.

Глава вторая. Черты интеллектуальные. — Нравственный облик.

Глава третья. Планы, принципы и приемы управления.

Глава четвертая. Интимная жизнь.

КНИГА ВТОРАЯ. ПРИБЛИЖЕННЫЕ

Глава первая. Сподвижники, друзья и любимцы.

Глава вторая. Женщины.

Глава третья. Екатерина.

ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ

Дело

КНИГА ПЕРВАЯ. ВНЕШНЯЯ БОРЬБА. — ВОЙНА И ДИПЛОМАТИЯ

Глава первая. От Нарвы до Полтавы.

Глава вторая. От Балтийского моря до Каспийского

Глава третья. На верху славы. — Во Франции.

КНИГА ВТОРАЯ. БОРЬБА ВНУТРИ ГОСУДАРСТВА --- РЕФОРМЫ.

Глава первая. Новое направление. — Конец стрельцов. -Петербург.

Глава вторая. Реформа моральная. - Приобщение умствен­ное.

Глава третья. Реформа духовенства. — Упразднение патриар­шества.

Глава четвертая. Реформа. — Табель о рангах.

Глава пятая. Промышленность.

Глава шестая. Реформа политическая.

Глава седьмая. Армия. — Потешные полки. — Флот.

Глава восьмая. Оппозиция. — Царевич Алексей.

Глава девятая. Завещание Петра Великого. — Заключение

Предисловие

«Соразмеряй силы с предприятием, а не предприятие с сила­ми». Этим смелым советом, данным одним поэтом-соотечествен­ником, мне пришлось руководиться при задаче, взятой на себя, в качестве историка. Как трудно подступиться к человеку, за­нимающему такое выдающееся место в истории русского народа и оставившему такой неизгладимый след на всем его существова­нии.

Вот почему я подошел к нему так поздно, поднимаясь от ближайшего времени к более отдаленному, и только после вели­кой наследницы перешел к созидателю наследства.

Сумел ли я схватить своим взглядом то, что обнимал своим взором ты — бронзовый гигант, спускающийся иногда — как говорят поэты — в белые петербургские ночи со своего гранит­ного подножия и победоносно скачущий, не зная устали, как при жизни, по заснувшему городу? Великий призрак, двести лет посе­щающий, как страшный, но всем близкий дух того места, где ты жил, нашел ли я то заклинание, которое возвращает голос при­видениям и из праха прошедших времен воссоздает вокруг них былую жизнь?

Я переживал отошедшие в вечность часы; мне казалось, что вокруг меня оживали все лица и вещи, наполнявшие их. Я осязал чудеса волшебного царствования, воочию видел осуществление сказки о пшеничном зерне, которое моментально прорастает и превращается в растение в горсти индийского йоги. И я говорил с человеком, совершившим это чудо — может быть, с единствен­ным в своем роде, какого знал мир.

Наполеон только величайший из французов или итальянцев, по мнению некоторых историков, но он не Италия, не Франция. Петр — это вся Россия; ее плоть и дух, характер и гений, воплощение всех ее добродетелей и пороков. При разнообразии своих способностей, громадности усилий и страстности, он ка­жется существом собирательным. И этим он велик, этим он выделяется из рядов бледных умерших, которых спасают от забвения наши слабые исторические воспоминания. Не приходит­ся употреблять усилий, чтобы вызвать его тень — она всегда тут. Он пережил себя; он вечен; он как бы жив и теперь; облик мира, извлеченного им из ничтожества, мог измениться в некоторых чертах, но принцип остался неизменным. Тут несоизмерима сила, три века действовавшая вопреки всем расчетам и превратившая ничтожное владение Ивана в наследие Александров и Николаев, в империю, превышающую своим протяжением и численностью населения все государства, когда-либо известные Европе, Африке и Азии, империи Александра и Римскую, империю калифов и современную нам Британскую со всеми ее колониями. И эта сила называлась некогда Петром Великим. Она переменила имя, но не изменила характера. Это душа великого народа, но также душа великого человека, в котором как бы воплотилась мысль и воля миллионов существ. Эта душа вся в Петре и он весь в ней; и ее-то я желал заставить затрепетать на этих страницах.

Конечно, не только с помощью одного своего воображения. Я взял у документов — этого единственного ключа, способного открыть нам двери, ежечасно запирающиеся за нами — все, что они могли дать мне. В своей правдивости я уверен. Может случиться, что она вызовет удивление, разочарование или даже неудовольствие. Но я прошу своих русских читателей взвесить свои впечатления. Надо всегда иметь мужество смотреть прямо в глаза действительности и своему прошлому, а для русских это не трудно.

Кроме того я прошу всех своих читателей не заблуждаться относительно цели, которую я имел в виду. Занятый собиранием материалов для биографии национального героя, Пушкин наме­ревался воздвигнуть ему памятник, который нельзя было бы перемещать с места на место. Неподвижность образцового про­изведения Фальконета как будто возбуждала неудовольствие. Забота и стремления поэта, общие большинству моих предшест­венников, даже вне России, мне были совершенно чужды. Петр, уже и без меня, имеет памятник, по-моему, наиболее достойный его. И воздвигли его не Пушкин и не скульптор-француз. Над тем памятником, о котором я говорю, он сам работал своими мозо­листыми руками, и его наследники будут работать еще долго. Сибирская дорога прибавила к нему еще один камень, который послужит к его украшению и укреплению.

Моя цель совершенно иная. Взоры всего мира устремлены, полные симпатии с одной стороны, и недоверия или враждеб­ности — с другой, на это вместилище душевной и физической энергии неожиданно открытое между старой Европой, уставшей жить, и старой Азией, утомленной своим бездействием. Что это? Пропасть, куда суждено кануть обычным судьбам? Или источник вечной юности? Наклонившись над обоими берегами, толпы смотрят в напряженном внимании, вглядываясь в глубину, зон­дируя ее. Я только даю разъяснение общему любопытству и напряженному ожиданию. Это разъяснение почерпнуто, как я уже сказал, из истории, но также и из современной жизни. Петр Великий не умер. Взгляните! Может быть, настал час! Заря утра, которое принесет нам неизвестно что, появляется на горизонте, на широкой реке клубится туман, как бы окутывающий призраки! Слышите! Не топот ли коня раздается по мостовой тихих улиц?..

Валишевский.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ВОСПИТАНИЕ

КНИГА ПЕРВАЯ

ИЗ АЗИИ В ЕВРОПУ

КНИГА ВТОРАЯ

В ШКОЛЕ ЦИВИЛИЗОВАННОГО МИРА

КНИГА ПЕРВАЯ

ИЗ АЗИИ В ЕВРОПУ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Кремль и немецкая слобода

1. Женитьба Алексея. — Выбор невесты. — Венец прекраснейшей. — Опочивальня в Кремле. — Наталия Нарышкина. — Рождение Петра. — Спорное происхождение Петра. — Борьба Нарышкиных с Милославскими. — Изгнание. II. Кремль. — Гробница, терем и тюрьма. — Десять веков истории. — Московская и Киевская Русь. — Норманское завоева­ние. — Упадок величия. — Сыновья Рюрика. — Ярослав Мудрый и Генрих I Французский. — Нашествие монголов. — Падение и возвыше­ние. — Московская гегемония под монгольским протекторатом. — Ос­вобождение. — Иван Великий. — Заря новой культуры. — Европейские влияния. — Поляки, немцы, англичане и голландцы. III. Немецкий квартал: Европа и Азия. — Московское гетто. — Просветительный труд. Расцвет. — Петр пойдет туда. IV. Дни испытания. — Последняя попытка азиатского режима. — Смерть Алексея и Федора. — Выборная царская власть. — Роль патриархов. — Победа Нарышкиных. — Избрание Петра. — Кратковременное торжество. — Месть Милославских.

I.

Петр Алексеевич родился 30 мая 1672 года — в 1780 году по обычному в то время летосчислению. Два с половиной года перед этим событием старый Кремль был свидетелем странного Фелища: из самых разнообразных мест, дворцов, изб и монасты­ри было привезено в Кремль несколько сот самых красивых двушек. Там, размещенные в шести комнатах, приготовленных для них, они, как и все московские женщины той эпохи, проводи­ли время однообразно и праздно, коротая его рукоделиями, песнями да сказками. Потом наступал вечер, который заставлял их забывать длинные часы скуки, тоски и нетерпения и пережи­вать приятное волнение ожидания и надежды. На пороге их комнаты, превращавшейся на ночь в спальню, появлялись муж­чины; двое из них приближались к узким кроватям, где спали прекрасные девушки, рассматривали их, не стесняясь, обменива­лись многозначительными взглядами и жестами; один из этих мужчин был царь Алексей Михайлович, другой доктор, помо­гавший ему выбирать между этими незнакомками супругу, кото­рая «способна дать усладу государю», которую он сделает на другой день великой княжной, а затем и царицей России, будь она даже дочерью последнего крепостного. Это был старый обычай, заимствованный из Византии по соображениям высшей полити­ки, а отчасти и по необходимости. Иван Васильевич (Великий 1435-1505) тщетно пытался выбрать невесту для своего сына между иностранными принцессами. Он получил унизительный отказ и от короля датского, и от бранденбургского маркграфа. Царь не хотел породниться с русскими князьями, которые были его соседями и соперниками; поэтому он велел привезти в Моск­ву пятьсот девушек. Великокняжеский венец должен был достать­ся если не самой знатной, то самой красивой. Век спустя, царь Михаил Федорович попытался возобновить сватовство за гра­ницей, но также потерпел неудачу. Датский король не хотел даже принять московских посланцев. С тех пор обычай установился окончательно. На бояр и их жен возлагалась обязанность осмат­ривать девушек, отозвавшихся на призыв царя. Осмотр был очень тщательный и строгий, и даже самые интимные части тела не ускользали от него. Вследствие такого подбора, царю пред­ставлялись настоящие красавицы.

Иногда, впрочем, этот обычай совершался только для вида, как например в 1670 году. На этот раз красавицы напрасно расточали свое кокетство. Выбор царя был сделан до их прибы­тия. В 1667 году царю Алексею Михайловичу было 38 лет, когда умерла его первая жена из рода Милославских, подарившая ему шесть сыновей и восемь дочерей. Трое из этих сыновей умерли; оставшиеся в живых Федор и Иван были болезненны; царю было необходимо жениться снова. Увидя в доме Артамона Сергеевича Матвеева красивую брюнетку, которую он принял за дочь своего любимого советника, он решился окончательно. Это была вос­питанница Матвеева, Наталия Кирилловна Нарышкина, кото­рую отец, бедный и мелкий дворянин, отдал на попечение вли­ятельного и богатого боярина. Появление красавицы Наталии перед царем не могло бы произойти в обыкновенном московском доме, хранившем старинные местные обычаи. Там девушка оста­валась бы за непроницаемой дверью своего терема. Но дом Матвеева отличался в этом отношении от других. Артамон был женат на иностранке из рода Гамильтон. Английская революция разгромила много семей, приверженных Иакову, и многие из них Нашли себе приют в негостеприимных широтах отдаленного варварского государства. Алексей был очень милостив к этим иностранцам, и сам Матвеев приобрел почет при дворе, благо­даря дружбе с одним из них. Близость к иностранцам развила его; он много читал, имел библиотеку, физический кабинет и маленькую химическую лабораторию. Наталия садилась за стол вместе со своими приемными родителями и даже с гостями. Алексей объявил, что он берет на себя найти ей жениха, который не посмотрит на то, что она бесприданница, а затем объявил о своем намерении жениться на ней. Артамон Сергеевич больше испугался, чем обрадовался предложению. Его положение, как царского любимца, создало ему немало врагов.

Род Матвеевых не был знатным, но, несмотря на это, Ар­тамон Сергеевич занимал высокое положение, был начальником многочисленных приказов: иностранных дел, финансов и двор­цового, командовал стрельцами, стоял во главе управления Малороссии, Казани и Астрахани. Он просил только сохранить внешние приличия и Наталия должна была появиться в спальне Кремля.

Все обычаи были с точностью соблюдены; даже дяде одной из красавиц пришлось поведаться с царским судом за его старание обманным образом выдвинуть свою племянницу: его подвергли пытке, дыбе и наказали кнутом.

Свадьба состоялась 22 января 1671 года, а 30 мая (12 июня) 1672 года Наталия Кирилловна родила сына. В этот же день Людовик XIV, глядевший на свою армию, переходившую Рейн под предводительством Кондэ и Тюренна, послужил для Буало сюжетом его знаменитого послания; и в тот же день турецкая армия, переходя Днепр, заходила в тыл империи и протягивала руку великому королю. Но Москва не обратила внимания на эти события, занятая празднествами в честь новорожденного цареви­ча. Европейская политика не доходила туда.

Место, где родился величайший человек России, остается до сих пор неизвестным. В московском ли Кремле? Во дворце ли села Коломенского, названного русским Вифлеемом? Может быть, в Измайлове? На этот счет нет ни одного точного указания. Физически и духовно Петр совсем не походил на своих старших братьев и сестер, слабых и хилых, как Иван и Федор, как и сама царевна Софья. Да мог ли Алексей, подтачиваемый смертельной болезнью, передать сыну такое изобилие сил, богатырский рост и железную мускулатуру? Кто же тогда? Немец-хирург, замени­вший своим сыном девочку, родившуюся у Наталии? Придвор­ный Тихон Никитич Стрешнев, человек скромного происхож­дения, недавно возвысившийся благодаря женитьбе Михаила Ро­манова на красавице Евдокии?

Как-то Петр, опьяненный винными парами, захотел доискаться истины, «Этот, по крайней мере», воскликнул он, указывая на Ивана Мусина-Пушкина, «знает, что он сын моего отца. Чей сын я? Не твой ли, Тихон Стрешнев? Не бойся, говори, говори, а то удушу тебя...»

— Батюшка, смилуйся. Я не знаю, что отвечать... Я был не один...

Чего только не рассказывали!

Со смертью Алексея (1674) началось смутное время, создав­шее грозное, деспотическое, кровавое правление Петра. С первых же дней Петр сделался героем драмы и главой оппозиции. Еще тело Алексея не успело остыть, как уже началась ожесточенная борьба двух партий, Милославских и Нарышкиных, которых Алексей возвысил своей двукратной женитьбой.

Нарышкины приписывали свое происхождение знаменитому чешскому роду Капка, владевшему Эгрой. Историк Мюллер предполагает, что родоначальником их был татарин Нарыш, живший при дворе Ивана Васильевича (1463). Последняя версия кажется более правдоподобной. Милославские происходили из старинного литовского рода Корсак, существующего в Польше. Свергнутые и потерявшие свое влияние из-за Нарышкиных, они чувствовали себя вдвойне оскорбленными и униженными. Отец Наталии, Кирилл Полиевктович, в несколько лет сделался самым богатым во всем государстве, имея чин думного дворянина и окольничего.

Колокольный звон на похоронах Алексея послужил сигналом для мести. В продолжение 13 лет вся Россия, тесно связанная с судьбой обеих партий, переживала кровавую борьбу за власть.

Матвеев, побежденный первой же схваткой, начал собою це­лый ряд жертв. Заключенный в тюрьму, перенесший целый ряд пыток, он едет в ссылку в Пустозерск на Ледовитом океане, где едва не умирает с голоду. Наталию одно время намеревались заключить в монастырь; но затем сослали ее и ее сына в Преображенское, около Москвы, где у Алексея был дом.

При таких обстоятельствах Петр покинул Кремль, куда ему пришлось возвратиться на непродолжительное время, чтобы пе­режить там тяжелые испытания и оскорбления, присутствовать при избиении своих приверженцев, при падении государственной власти, при своем собственном поражении. Петр возненавидел Кремль, и даже победителем и самодержцем он не забыл свою злобу и отвернулся от него. Этот разрыв есть символ всей жизни и дела Петра.

II.

Теперешний Кремль с его скученными постройками без опре­деленного стиля и характера мало напоминает жилище Алексея Михайловича конца семнадцатого века. После пожаров 1701 и

1737 года и перестройки 1752 остались лишь следы своеобразного итальянского возрождения, ввезенного в конце пятнадцатого ве­ка дочерью одного Палеолога, воспитанной в Риме — следы гения Фиоравенти, Солари, Алевизов, боровшихся с обычным для Москвы византийским стилем. Некоторые церкви, части дворца и наружная стена, с кирпичными башнями, напоминаю­щими часовых, походят скорее на укрепленный лагерь, чем на царское жилище. Только церковь Василия Блаженного, находя­щаяся за стеной Кремля, на Красной площади, живо напоминает картину исчезнувшего прошлого. Внутри было такое же смеше­ние немецкой, готической, индийской, византийской и итальянс­кой архитектур, такая же запутанность в постройках, как бы втиснутых одна в другую наподобие китайской головоломки. То же изобилие украшений, та же пестрота форм и красок, странных, безумных, как плоды фантастического бреда, как следствие плохо усвоенного пластического идеала. Узкие комнаты с низкими сво­дами, темные коридоры, мерцание лампад в темноте, расписан­ные охрой и киноварью стены, железные решетки на всех окнах, вооруженные люди у всех дверей; везде толпа солдат и монахов...

Дворец прилегает к церкви и монастырю и мало от них отличается. Царь на своем троне походит на мощи, лежащие неподалеку в раке. С одного конца до другого этого странного скопления духовных и светских зданий, из-за толстых стен домов, соборов и монастырей доносятся глухие звуки, сливающиеся в одну общую гармонию: монотонное чтение священников в церк­вах, песни запертых в теремах женщин, отзвук оргии, тайно совершающейся в каком-нибудь углу дворца; или громкий крик пытаемого в тюрьме заключенного. Но тишина царит над всем; все говорят шепотом, все едят осторожно, все наблюдают друг за другом. Это внутренность гробниц, гарема и тюрьмы. Кремль, таким образом, не представляет из себя жилища ис­ключительно царя. Вся Россия концентрируется там — Россия странная, существующая уже десять веков, но все еще наивная, хотя и имеющая за собой длинное историческое прошлое; Россия, отделенная от соседней Европы, которая игнорировала ее, несмо­тря на то, что в ее жилах текла чистая европейская кровь, что в ее летописях были традиции, а также и одинаковые судьбы, одинаковое счастье и несчастье, победы и поражения. В IX и X веках, когда первые короли Франции Карл Толстый и Людовик Заика с трудом защищали свои сокровища от норманских хищ­ников, другие морские короли высаживались на берег Балтий­ского моря. Там норманн Хрольф отнимал у Карла побережье, названное именем его народа; тут в обширной равнине, прости­рающейся от Балтийского моря до Черного, редко неселенной финнами и славянами, норманны Рюрик и его товарищи основы­вали государство.

Полтора века спустя, на трех окраинах Европы три других героя победоносно устанавливают свою власть: в Италии дом Хотвилль, при Роберте Гвискаре, в Англии — Вильгельм, в Рос­сии — Ярослав.

Но это еще не Московская Русь. Москва еще не существует. Столица Ярослава в Киеве. Потомки Рюрика поддерживают связь с Грецией, Италией, Польшей и Германией. Византия им дает монахов, ученых и священников. Италия и Германия - архитекторов и ремесленников, купцов и элементарное знание римского права. Приблизительно около 1000 года Владимир — «Красное Солнышко» былин, издает закон, по которому все бояре должны посылать своих детей в школы, устроенные им при церквах; он прокладывает дороги, и устанавливает в церквах меры веса и длины. Его сын Ярослав (1015—1054) чеканит моне­ту, строит дворцы, украшает площади своей столицы греческими и римскими статуями и пишет свод законов. Пять картин, со­хранившихся в Ватикане под названием коллекции Каппони, представляют из себя образчики своеобразного русского искус­ства, которое процветало в Киеве в двенадцатом веке¹, картины эти нисколько не ниже лучших произведений одного из итальянс­ких художников примитивов Andrea Ricodi Candia. Эти начатки культуры не были единичными в Киеве: в 1170 году в Смоленске князь Роман Ростиславович занимается науками, устраивает биб­лиотеки, школы и семинарии, где обучают классическим языкам.

По всей России от Дона до Карпат, от Волги до Двины завязываются торговые сношения с югом и с севером Европы. Новгород первенствует на Балтийском море, в Киеве пестрые толпы купцов, норманнов, славян, венгерцев, венецианцев, гену­эзцев, немцев, арабов и евреев наполняют улицы своими лавками и всевозможными продуктами. В 1028 году там насчитывают 12 рынков. Киевские князья не принуждены брать себе жен в тере­мах своих подданных. Ярослав женился на дочери шведского короля Олафа Ингегард; он выдал свою сестру за короля Польши Казимира; один из его сыновей, Всеволод, взял себе в жены дочь византийского императора Константина Мономаха, другой, Вячеслав, графиню де-Стад, Игорь — Кунегунду, графи­ню Орламюнде. Его старшая дочь Елизавета вышла замуж за норвежского короля Гарольда; третья, Анастасия, за венгерского короля Андрея I. В 1048 году три епископа: Готье де-Мо, Госселеф де-Шалиньяр и Роже де-Шалонь отправились в Киев про­сить руки второй дочери царя, Анны, для французского короля Генриха I.

К половине тринадцатого века все это рухнуло, исчезло безследно. Россия не была тогда прочным государством, которое могло бы выдержать сильные удары судьбы. Хотя владетели Киева, Новгорода и Смоленска, Рюриковичи соединяли в себе, наряду с воинственными инстинктами, замечательные организаторские способности, они носили на себе печать своего происхож­дения: буйный дух беспорядка, только со временем смягчивший­ся под влиянием нравов просвещенного общества и законов организованного государства. Но они не успели окрепнуть. В 1224 году появление монгольских орд Батыя нанесло им непо­правимый удар. К этому времени — к началу двенадцатого столетия — после попытки объединить Россию в княжение Вла­димира Мономаха, среди шестидесяти князей, живших между Волгой и Бугом, происходила непрестанная борьба из-за власти и первенства. Батый и внук Чингис-Хана заставили их объеди­ниться.

1. Учебное пособие для студентов неисторических специальностей

   Документ
   ... Казимира ... современными историками как ... полагал К.Валишевский, руководил ... царского рода) с польской графиней ... апреле 1849 г. члены ... в стенах университетов, публицистами (Ф. Булгарин, Н. Греч ... 7 годам пребывания в лагерях и 5 годам ссылки писатели А.  ...

Другие похожие документы..